Новости культура Россия - iCity.life Архангельск

В Москве, в Историческом музее, проходит выставка Александра Герасимова — «придворного» сталинского художника, создателя канона соцреализма. Центральное место в экспозиции занимают его портреты вождей. Выставка вызвала противоречивую реакцию. На ней побывал и писатель Виктор Ерофеев.

Это же просто плевок в лицо! Как можно выставлять в центре Москвы главного художника-пропагандиста Сталина, бездарного Александра Герасимова?!

Но кто сказал, что он бездарный! Вот министр культуры России Владимир Мединский увидел в нем ученика Валентина Серова. Если следовать этой логике, то выставка Герасимова — весомый вклад в объективное познание русского искусства ХХ века.

Однако эта выставка открылась не в пустоте. Идет мощная волна реабилитации Сталина, в российском населении проснулся сталинский ген. Эта выставка подкармливает мечты о новом тоталитаризме. Она — подарок коммунистам. Она поддерживает всех тех, кто по стране ставит бюсты и памятники Сталину, ведь у Герасимова на картинах Сталин висит героем в центре Москвы, практически снова пробрался на Красную площадь.

Политическая подоплека очевидна. Это похоже на скрытый ответ Pussy Riot и Петру Павленскому: вы, мол, бездарные кумиры среднего класса и плюете в нас, а у нас есть свои образцы. Бездарные или нет, какая разница?! Главное, есть противовес, понятный народу, и этот противовес приводит вас в бешенство! В общем, произошел обмен хулиганством.

Историческая подоплека тоже очевидна. Она определена главной идеологической мыслью Кремля: поставить памятники всем участникам русской истории, левым и правым, красным и белым, помирить русский мир мертвецов и объявить, что он лучше всех. Но некоторых участников особенно выделить. Сталина, прежде всего: эффективного собирателя русских земель.

Либеральный цензор всегда проиграет цензору авторитарному. Либеральный цензор колеблется, у него есть идеал: свобода творчества. И он будет выжигать Герасимова публично — главным образом, за то, что тот — плохой художник, который лучше всего выглядит в журнальных иллюстрациях и на открытках. Герасимов — открыточник, многократно раскрашивавший и повторявший себя. А значит, политическая цель выставки обнажена, провокация очевидна. Давайте, скажет либеральный цензор, запретим выставку!

На самом деле, Герасимов выглядит сегодня как зачинатель соц-арта (задолго до Комара и Меламида). Его телячьи восторги, почти плотская любовь к Ворошилову, отношение к Сталину как к божеству и к себе как к его апостолу — все это китч! И как тут не похохотать политически трезвому человеку? Но сколько таких политических трезвенников приходит на выставку?

В конце своего романа «Чума» Альбер Камю писал, что бациллы чумы — иначе говоря, фашизма — неискоренимы. Вот почему каждая публикация, связанная с изображением тоталитаризма, опасна. Будь то «Майн кампф» Гитлера или образцы искусства гитлеровской поры в мюнхенском музее, — все это опасно. Но еще опаснее этого не видеть, не понимать, не знать.

Искусство тоталитаризма надо подавать как искусство человеконенавистничества. Так ли представлена выставка Герасимова?

Он был реальный душитель свободы, активный участник ждановщины и борьбы против «безродных космополитов». Когда умер Сталин и молодой художник Владимир Немухин на встрече художников говорил о новых ветрах в искусстве, Герасимов мрачно спросил: «А тебя не продует?»

При застое сквозняки исключаются. Вместе со свежим воздухом. В сегодняшнем контексте выставка Герасимова — еще один знак застойного авторитаризма.

Полная свобода творчества — недостижимый идеал. Или это не идеал? В каждом из нас сидит цензор. У одного — буйный, злобный, мстительный, у другого — кроткий, но беспощадный, у третьего — ищущий эстетической значимости, исторической справедливости. Если собрать вместе всех этих внутренних цензоров, они бы перебили друг друга. А если собрать воедино их подспудные и публичные требования, сложить их претензии, то надо запрещать все подряд: от мещанских сладких кошечек до изображений Христа и его святой команды.

Цензурный котел клокочет в ХХI веке, хотя в какой-то момент казалось, что он должен был бы, наконец, остыть, потому что все изображенное — не больше, чем изображение, иначе говоря, — картинка. Но цензура, напротив, воспалилась: она не только запрещает, она стреляет. В системе рационального мышления ясно, что раздражение вызывает не картинка, а бездарное состояние человеческих эмоций и идей. Но кто же тут рационален? Совсем немногие.

Сейчас не самое лучшее время смеяться над утопическими любовями Герасимова. Но все равно невольно смешно. Хотя жутко грустно.